Любовь и магия-2 (сборник) - Страница 97

– Пусть Альтур сожжет тебя на своей подземной сковородке, мерзавец! Ты думаешь, я предал тебя?! Думаешь, продал за один золотой?!

Я тогда размахнулся и швырнул монету в реку, хоть сердце потом и кровью обливалось.

– В гробу я видал их деньги! Я хотел помочь тебе! Иначе они все равно отыскали бы тебя, и тогда ты бы не отделался двумя днями в яме! Тайдерен! Скажи же, мерзавец, хоть слово!

Тогда он повернулся ко мне и тихо ответил:

– А зачем нужны слова, Ханралл? Ты знаешь, как мы с нею говорили? Никак. Я не знаю ни слова на ее языке, а она – на нашем. Только руны Старого Наречия известны и мне, и ей. Иногда мы выводили их пальцами друг у друга на коже…

Тогда он умолк, и я увидел на дне его глаз что-то, напоминающее седину в волосах. Смерть. Как будто что-то глубоко внутри него умерло.

Не знаю, как долго все это продолжалось бы, но вмешалось то, что хуже судьбы и злой воли богов.

Политика.

Через несколько дней нас всех построили перед казармой и огласили последнее распоряжение Итреаса Хольта, военного министра линтарии. Из него мы узнали, что на север диоцеза Кшатрия вторглись полчища дервинских кочевников, уже успевших предать огню несколько городов. Линтар собирал войска, чтобы дать бой ублюдкам. И наш гарнизон выступал в поход сегодня же.

Тогда я ожидал, что Тайдерен вновь сделает какую-то глупость. Снова попытается сбежать или что-то вроде того. Но он покорно собрал свой нехитрый скарб и встал в строй. Разве только никакого радостного возбуждения и задора, царившего на лицах орущих и галдящих сослуживцев, на его лице не было и в помине. Он лишь стоял, опираясь на копье, и молча сверлил взглядом мокрую грязь.

Мы выступили после полудня, когда вновь пошел проклятый дождь. Дорога раскисла, и то и дело кто-то под оглушительный хохот остальных падал в грязь. Радостно хохотал Дерт Воронье Перо, чью глотку пробьет стрела дервинского лучника три месяца спустя… Горланил старую песню про трех пьяных преторов и деву исполин Эренис по кличке Пивная Бочка, который в самом конце войны отдаст концы в ужасных муках, подхватив не то черный скрут, не то псоглавицу… И только Тайдерен шел тихо, переставляя ноги, как ярмарочная кукла на веревочках. Дорога уходила прочь от реки, вилась среди поросших лесом холмов. Я не знал, куда ведут меня боги, но молил их, чтобы уготованная мне доля была получше этой крысиной норы Яланги.

Кажется, мы не успели отшагать и трех колес, когда это произошло. Дождь почти прекратился. Колонна медленно ползла вперед, тележные оси натужно скрипели, радостный гомон солдатни давно сменился тяжелым дыханием и приглушенной руганью.

Она появилась из тумана, и ничего страшнее мне не доводилось видеть никогда за всю свою жизнь – а живу я на свете с того самого года, когда Ползучая Смерть выкосила феод Ларран, лишь волею богов обойдя стороной моих достойных батюшку с матушкой. Это была Семтра, хотя мало кто сумел бы сейчас опознать ту красотку в этой обезумевшей от боли, будто вырвавшейся из когтей самих демонов Сэти фигуры. Тайдерен как-то обмолвился о том, что даже когда она случайно ступила на берег с того мостика, где они встречались, ее тело пронзила ужасная боль.

Но этот участок дороги отстоял от реки на добрых полколеса…

Когда я понял, что она прошла их, меня охватила дрожь.

Она делала шаг за шагом на негнущихся ногах, и боль, искажавшая ее лицо, была столь ужасной, что, казалось, еще немного, и ее кожа вспыхнет, как у Сумрачных Кровопийц, обитавших вблизи старых могил, когда на их мертвые тела попадало солнце. Но она продолжала идти, оглашая криками затихший лес. Колонна остановилась, и Тайдерен, увидев Семтру, бросился к ней. И когда он оказался рядом, она без сил упала ему в руки. Он тотчас же оторвал ее ноги от земли, надеясь, что это поможет, но было поздно. Ее обессиленная рука коснулась его лица и, кажется, что-то вывела на коже – быть может, одну из тех рун Старого Наречия, что были ведомы им двоим, а может быть, просто прикоснулась в последний свой миг в этом мире… Но когда мое замершее сердце вдруг вновь начало биться, оглушительно грохоча в ушах, все было кончено.

Семтра была мертва.

Не стану описывать тот ужасный вопль, что, казалось, грозил разорвать грудь Тайдерена там, у дороги, когда он упал на колени, прижимая к себе ее тело. Не стану говорить и о том, какой бесконечный ужас с того самого дня поселился в его взгляде, и седине, что вмиг выбелила его черные, как деготь, волосы. Все это и сейчас ранит меня сильнее тысячи острейших кинжалов. О Тайдерене и пути, уготованном ему богами после того дня, мне известно не слишком много – после войны в Кшатрии пути наши разошлись. Могу лишь утверждать наверняка, что скромный и тихий писарь превратился в обезумевшего убийцу, в одиночку отправлявшего к богам сотни дервинцев. Знаю, что его прозвали Тайдерен Кровавый, и на покрытой сотнями шрамов груди он носил ожерелье из выбитых зубов врагов. Им восхищались, его боялись и сторонились… А ему, кажется, все это было уже безразлично.

После войны я отправился домой, к своей Энейе, которая пусть и не была красоткой – а скорее напоминала грузных снеговиков, которых дети любят лепить зимой на поле старого Рунтала, – но зато была живой и здоровой и до сих пор сопит у меня под боком по ночам. А Тайдерен отправился куда-то еще, где лилась кровь. Поговаривают, что он утонул во время битвы флота адмирала Трентена с пиратами у Островов Тысячи Скелетов, забрав с собой к богам добрую сотню головорезов. Рассказывают, что его сразила стрела мятежника-элона в охваченном восстанием южном диоцезе. А кто-то и вовсе утверждает, что Тайдерен Кровавый жив и продолжает сеять смерть в разных уголках Первого Мира, а на коже тех, кто пал от его руки, вырезает некий символ. Руну Старого Наречия. В одном из трактиров на Медовой Дороге, когда снаружи гремел гром и от молний белела ночь за окном, какой-то бродяга даже божился, что сам это видел, и показал, как эта руна выглядела. Скажу вам откровенно, она очень походила на тот символ, который, как мне казалось, вывела на коже Тайдерена Семтра, прежде чем умереть. По словам послушника из храма Альтура, застигнутого непогодой в трактире и хлебавшего эль за нашим столом, эта руна читалась как «Вечность». Но он мог и ошибаться, так что ручаться не стану.