Любовь и магия-2 (сборник) - Страница 92

Прижавшись к его груди, я услышала биение сердца. Оно билось в такт с моим, и я с улыбкой произнесла:

– Да. Я согласна.

Семтра и Тайдерен (Дмитрий Козлов)

Сегодня от Порт-Нартаса и до самых Островов Тысячи Скелетов вы не найдете таверны или постоялого двора, где после пары кружек эля или другого пойла не заводят разговор о Тайдерене и Семтре и их любви, которая бросила вызов самим богам. Сейчас-то я стар и даже к пекарю на другой стороне улицы тащусь так долго, что впору разбивать походный лагерь посреди мостовой. Но еще совсем недавно, когда кости при ходьбе не стонали, как осины в Сером Лесу, а малышня не спорила, кто старше – окаменевший Огнекрыл в Сумрачных Холмах или старик Ханралл, бывший торговец шелком, я проводил свои дни на Восточном Тракте, продавая марантийские шелка от Калланты и до самого Змеиного Моста. И когда у дороги попадался приличный трактир – с пойлом чуть вкуснее лошадиной мочи и бабами покраше ходячего мешка с картошкой, – я каждый раз слышал эту историю. Кто-то говорит, что она случилась в правление линтара Сонтерса Смелого, другие называют Родра Тупого или Майтерна Рыбью Чешую… Одни твердят, что все случилось в Серебряных Болотах на южной границе, другие упоминают Западный Предел… Раньше я порой и сам не прочь был потрепать языком, если ноги не выбивали камайн на дощатом полу под задорную скрипку или лютню, а на коленях не сидела, смеясь, прелестная девица, но в последние годы все больше сидел и слушал, потягивая то, что наливали, и лишь иногда грустно улыбаясь и усмехаясь в свою седую бороду. Ведь мне не нужно было слушать всех этих глупцов, чтобы узнать историю Тайдерена и Семтры.

Потому что я был там.

И хоть сегодня мои гляделки стали почти слепы, но пусть разорвут меня демоны Альтура, если тогда я не видел все, что произошло, своими глазами.

Прошло с месяц после того, как умер, не оставив потомков, линтар Гриналл Лысый, и страной тогда правило Семеро Достойных Лордов. В те дни от бледного диска Старой Йенфли уже остался лишь узенький серп, и хотя в диоцезах южнее Волчьего Озера еще зеленели листья на деревьях и крестьяне даже не начинали запасать дрова на зиму, в Картенте, куда ползла наша колонна, солнце уже едва успевало показываться в небе, как боязливый лесной горностай, а зимние ночи были черны, как рожи проклятых марантийцев, и холод стоял такой, что эль едва не замерзал прямо в пузе.

Только едва ли этот морозный воздух, в котором уже ощущалось смертельное дыхание подступающей зимы, волновал трибуна Роллса.

– Скорее! Шевелите задницами, мерзавцы! Шагайте быстрее, выродки, или клянусь Богиней Начала Адорной и всеми псами Сэти, что я брошу вас на съедение сторожевым собакам, когда мы доберемся до крепости! – орал он, скача мимо на единственной лошади, но всем давно было наплевать на его вопли. Мы ничего не ели уже сутки, зимнюю форму дали лишь одной манипуле из трех, а у некоторых ребят с юга и вовсе на ногах были сандалии, и будь я проклят, если сам не видел на привалах, что их пальцы почернели, как гнилой лук. Но кого волнует очередное стадо воинов Сына Богов, отправленное охранять границы его линтарии в такую даль, что сам он едва ли сумеет отыскать ее на карте? Если уж ты угодил в эту поганую армию, то терпи, жри похлебку с червивым мясом, кричи «Линтар, Адорна, честь!», когда говорят, и пытайся выжить, сколько сможешь. Тогда, может, и не пропадешь.

Тайдерен наверняка пропал бы. Ведь такие, как он, – высокие, худые, бледнокожие уроженцы Старых Королевств к востоку от реки Тэйе плохо переносили северные холода. И этого парня ожидала бы та же участь, что и многих его соплеменников – швырнули бы труп в придорожную канаву, жрец пробормотал бы пару слов, и колонна двинулась бы дальше. Но Тайдерен отличался от других.

Ведь он умел писать и читать.

Его заметил один из офицеров в Лурре, где собирали пополнение для северных гарнизонов. Офицеришка оказался не из тех, у которых в пустом черепе только «Линтар, Адорна, честь!» эхом звучит, а чуть посообразительнее. И потому, как только заметил юнца с потрепанным свитком в руках, сидевшего в стороне от других, и, пусть и дрожа от холода, но самозабвенно бегающего глазами по странным закорючкам, тут же велел выдать ему теплую одежду и приказал трибуну Роллсу кормить его как следует, плеткой в пути не охаживать, а по прибытии прикомандировать лично к префекту-командующему гарнизона. Скрипя гнилыми зубами, торчащими из его вонючей пасти, как покосившиеся надгробия, Роллс согласился. И в пути самым страшным, что доводилось терпеть Тайдерену от этого мерзавца, были его злобные взгляды.

Впрочем, и они перестали его донимать, когда за Черными Пиками – двумя почерневшими от древнего пожара башнями под Бранталом, отмечавшими границу диоцезов, – Роллс велел всем надеть повязки на глаза. Проклятая армейская традиция, идиотская, как и все прочие: дескать, завязав солдатам глаза и заставив их шагать, положив руку на плечо впереди идущего, подобно слепцам, их лишают возможности дезертировать – ведь они не знают дороги. Тот придворный кретин с заплывшими жиром мозгами, который придумал этот бред, должно быть, никогда не служил и не знал, что дорогу можно узнать у местных, или, за небольшую плату, у офицеров, которые повязки не надевали. Но, как говаривал мой старик – пусть боги хранят его душу от Сэти, – что есть линтария, как не старый сундук с покрытыми плесенью традициями? Так что волей-неволей, но пришлось идти добрых двое суток в темноте, как поганый сокол на рукаве у сокольничего, снимая пропахшую потом тряпку только на привалах. И когда, наконец, вонючее тряпье позволили снять и бледный свет едва не ослепил меня, я готов был вознести хвалу Адорне и всей Старшей Девятке за то, что эта проклятая прогулка завершилась.